— Какой ужас! — воскликнул профессор. — Они хотят меня обокрасть! Похитить мое изобретение!

— Лисе права, — сказал Булле. — Надо что-то делать. Мы должны бежать отсюда.

— Но как? — простонал профессор. — Крысы уже нет.

— Не знаю, — ответил Булле. — Дайте мне письмо. Мы бросим его в унитаз, чтобы никто не увидел, что Лисе помогает нам. А то ведь ее тоже посадят в тюрьму.

Булле сложил письмо, бросил его в унитаз и потянул за шнурок. Унитаз громко и долго журчал, письмо исчезло, унитаз затих. Булле стоял и задумчиво наблюдал за исчезновением бумаги, почесывая свою ярко-рыжую голову. Думал он о том, как письмо пошло по трубам вместе с водой. Все ниже и ниже. Вплоть до того места, где оно шлепнулось в главный коллектор далеко внизу под землей. В этом коллекторе, конечно, плохо пахло, там жило много…

— Знаете что? — сказал Булле. — Мне кажется, я знаю, куда подевался наш дружок из мира крыс.

— Вот как? — сказал профессор.

Булле показал на унитаз:

— Он пришел сюда по трубам канализации. И тем же путем ушел назад.

— Фи-и, — произнес профессор и зажал нос.

— Наверное, так оно и есть, — кивнул Булле. — Но из канализации вода течет все дальше и дальше. И наконец попадает в море. Может быть, в очистные сооружения. А по пути она проходит под улицами, и там есть выходы на поверхность к люкам, так что можно выйти на улицы Осло. Вы догадываетесь, о чем я думаю, профессор?

Профессор, который явно понял, о чем думает Булле, недоверчиво посмотрел на него.

— Ты сошел с ума! — воскликнул он.

— Вовсе нет, — засмеялся Булле. — Просто я умный. И очень-очень маленький. Остается надеяться на то, что я еще и достаточно маленький.

— Нельзя! — сказал доктор Проктор. — Ты этого не сделаешь!

— Я сделаю, я могу, и я обязан, — сказал Булле.

— Охранники все время заглядывают сюда, они увидят, что тебя нет.

— Подождем до вечера, — сказал Булле. — Сделаем вид, что рано ложимся спать, и выключим свет. И вот тогда, под покровом темноты…

Солнце проплывало по небу и светило на Осло. Город вовсю готовился к Семнадцатому мая, до которого оставалось только два дня. Жители смывали пыль с домов и высаживали цветы в цветочные ящики, разглаживали флаги и норвежские национальные наряды, вынимали рецепты приготовления гоголя-моголя и напевали норвежские народные песни. А когда солнце начало клониться в сторону Уллерносена, докеры стали выносить последние ящики с корабля, пришедшего из Шанхая.

В солнечных лучах, проникших сквозь щели в деревянной поверхности причала, что-то блеснуло. Не какой-то там моллюск, прилипший к опоре причала или к прибрежному камню. Это была черная чешуя большого извивающегося тела, которое подошло к выходу из трубы коллектора. Чудовище было голодным, оно ничего не ело с тех пор, как несколько дней назад проглотило тридцатипятилетнюю монгольскую водяную крысу.

Чудовище выплыло в море. Услышало скрип досок причала. Увидело сапоги. Это пища. Мужчина нес деревянный ящик. Чудовище молниеносно взметнулось выше досок и услышало, что шаги замерли. Оно открыло пасть, и солнце заглянуло в эту пасть с ужасающими зубами. Чудовище услышало крик. Вот-вот, пища обязательно должна кричать…

Чудовище приготовилось к нападению. Но заходящее солнце, хотя и не очень яркое, все же светило, а чудовище не видело света по многу дней. И поэтому оно напало с закрытыми глазами. Оно захватило что-то, рванулось и молниеносно нырнуло. Под воду, потом к себе в трубу коллектора. Пища! Оно почувствовало, как желудочный сок начал вытекать из всех желез, и с удвоенной энергией поплыло по трубе коллектора к центру Осло. И вот там-то, далеко от берега, при слабом свете, проникающем через маленькое отверстие в одном из люков, оно остановилось на отдых. Но… что это? Вкус дерева? Чудовище выплюнуло пищу. Это оказалась совсем не пища. Это оказался деревянный ящик. Чудовище рассвирепело. Что за черт! Проклятье! Какое разочарование!

Но тут чудовище что-то услышало. Писк из коллектора. Крысиный писк? Раттус норвегикус. Вот это пища! И — жжик! — изголодавшееся чудовище исчезло в темноте коллектора в погоне за добычей. А ящик остался лежать в воде. Слабый луч света, проникающий через люк, осветил нижеследующий текст на крышке, нанесенный красными буквами:

Солнце спустилось еще ниже к Уллерносену и стало медленно прятаться за ним. Последние лучи протянулись по земле длинными белыми пальцами, как будто солнце делало отчаянные попытки зацепиться за нее. Еще несколько секунд лучи освещали Пушечную улицу. И вот солнце исчезло. Наступил вечер.

В одном из трех гаражей на Пушечной улице стояли Трульс и Трюм и смотрели, как господин Тране вынимает большой гвоздодер из ящика с инструментами в черном «хаммере». Он уже дал им по лыжной маске — это, знаете ли, такая шапка, которая прикрывает все лицо, кроме глаз и рта. Очень удобно во время сильных морозов. И во время ограбления, например. Потому что даже если кто-то увидит тебя при ограблении, он никогда не опознает тебя потом. Если ты, конечно, не будешь опять в той же самой лыжной маске.

— Вот так, — показал им господин Тране и вставил гвоздодер в щель двери, — и вот так, и вот так.

— Вот так, — повторили Трульс и Трюм через дырки в лыжной маске, — и вот так, и вот так.

Они упражнялись и упражнялись, готовясь к ограблению. Но дело шло медленно, потому что Трульс и Трюм не были самыми ловкими парнями на свете.

Они не были не только самыми ловкими парнями на свете, кстати говоря. Они не были и самыми ловкими парнями Норвегии, самыми ловкими парнями Осло и даже самыми ловкими парнями Пушечной улицы. Потому что самый ловкий парень Пушечной улицы сидел сейчас на нарах в Темнице Смерти и нервничал. Еще никогда в жизни он не нервничал так, как сейчас. Нервничал так, что был на грани срыва. Ужас охватывал Булле, заключенного номер 000 002, очень редко.

— Что вы делаете? — спросил он доктора Проктора, который снял свое профессорское пальто, вывернул карман и стал вычищать из него пыль на листок бумаги.

— Я подумал, — сказал профессор, — что тебе будет темно, когда ты туда попадешь. А карманного фонаря у тебя нет. И я вспомнил, что в карманах моего пальто всегда есть остатки разных порошков, изобретенных мной в разное время. Посмотри-ка, что у меня есть…

Булле подошел к листку, на котором лежал тонкий слой светло-зеленого порошка.

— Я его уже видел, — сказал Булле. — Это Светло-зеленый порошок доктора Проктора. Он хранится в банке в вашем подвале. Вы говорили, что это фосфоресцирующий порошок, который делает человека светящимся. И что это одно из ваших неудачных изобретений.

— Пожалуй, это не так, — сказал профессор и осторожно согнул листок бумаги так, что весь порошок собрался на изгибе. — Открывай рот!

Булле постарался открыть рот как можно шире, и профессор высыпал в его маленький рот весь порошок.

— Действовать начинает не сразу, — сказал профессор. — А пока…

Он высыпал на бумагу содержимое другого кармана. — Это то, что я подумал? — спросил Булле, увидев маленькие голубые песчинки, рассыпанные на математических расчетах профессора.

— Так точно, — сказал профессор. — Это порошок ветронавтов. Жаль, что его мало.

— А зачем он мне?

— Выходы из коллектора на поверхность закрыты люками, — объяснил профессор. — А люки тяжелые и открываются с большим трудом. Чтобы выбраться наружу, тебе придется…

— Взрывом подкинуть их до небес! — крикнул самый ловкий парень Пушечной улицы.

Профессор кивнул и высыпал порошок ветронавтов в конверт от письма Лисе.

— Но этого хватит только на один сильный выстрел, поэтому не смей тратить его зря.